ЭКОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ
Библиотеки молодого советского государства необходимо было очистить от книг с дурным эмоциональным и идейным содержанием. Так, в вариант списка неугодных художественных произведений 1923 года, года начала работы Булгакова над первым романом, включены работы 106 таких авторов, как А. Аверченко, Андрей Белый, Ф. Достоевский («Дневник писателя»), Н. Лесков, Д. Мережковский, Б. Пильняк, Ф. Сологуб, А. Толстой… С течением времени список «неугодных» произведений расширялся, в феврале 1924 г. в него попали такие шедевры русской литературы, как «Обломов» И.А. Гончарова, «Идиот», «Бесы» Ф.М. Достоевского, «Воскресение», «Анна Каренина» Л.Н. Толстого, «Отцы и дети» И.С. Тургенева. Данная кампания по изъятию литературы – свидетельство антидемократичности, попыток свести духовную жизнь людей к нулю, заменить ее неким навязанным суррогатом, существенно ограничить роль книги в жизни человека. Несколько поколений советских людей оказались лишены шедевров мировой и отечественной культуры. Российская культура становилась все более и более урезанной. На долгие годы исчезали из отечественной литературы такие имена, как Иван Бунин, Зинаида Гиппиус, Борис Зайцев, Дмитрий Мережковский, Иван Шмелев…
Таким образом, резюмируя вышеизложенное, есть основания утверждать, что одной из составляющих экологии культуры, социокультурного ландшафта и региона, и государства является экология личности, проявляющаяся в:
- запечатлении феномена этнокультурной идентичности (в частности, благодаря языку (например, имени) как концепту формирования человека и мира, как концепту вневременного формирования системы истинных ценностей (в частности, патриотизма, мужества, гуманизма, соборности, милосердия, веры);
- выявлении этнозащитных функций культуры;
- репрезентации духовно-творческих традиций культуры;
- запечатлении состояний и явлений духовной жизни человека (находящих отражение в прапамяти, становящейся источником творчества, а значит – культуры, как и собственно экологии культуры). Поэтому экология культуры как базисная система культурно-антропологических ценностей, являясь одной из составляющих экологии личности, способствует формированию общечеловеческих, этнических, национальных и индивидуальных констант, востребованных в период перехода от естественнонаучной картины мира, деструктурированной в ситуации постмодернизма, к гуманистической картине мира, к ноосфере.
1.3.
Экологический гуманизм как основа экологии культуры
Разрастающийся глобальный кризис грозит гибелью не отдельным странам, народам и сословиям, как прежде, а всей земной цивилизации в целом именно потому, что он является не только социоприродным, но и духовно-ценностным. Он означает, как заметил Н.А. Бердяев, конец гуманизма и разложение самого человеческого образа. Трагизм ситуации заключается в том, что никакого экономического и геополитического могущества здесь недостаточно, ибо сами по себе они могут лишь усугубить положение. Все достижения цивилизации, ее материально-технический базис могут сыграть и духовно-созидающую роль, а не только разрушительную, но лишь в том случае, если послужат объединению экологии личности с экологией природы и экологией культуры в единой планетарной культуре человечества, - единственном средстве преодоления тотального отчуждения человека от собственной природы.
Современный техногенный мир и абсолютная зависимость человека от материальных результатов собственной деятельности породили множество локальных и глобальных проблем, угрожающих дальнейшему существованию и природы, и человека (личности), и цивилизации. Необратимые деградационные изменения, вызванные антропогенным воздействием на природную среду, ландшафт планеты, ее фауну и флору, нарушение биосферного равновесия - как, увы, вполне заслуженный итог «коэволюции человека и биосферы» (Н.Н. Моисеев) – ставят под сомнение существование не только культуры, но и самой личности, и сегодня не до конца осознавшей степень своего внедрения в мир природы, значение своей власти над ней. Однако и в кризисном состоянии система «человек – природа – общество» способна преодолеть весьма очевидную угрозу разрушения биогенетических факторов существования человека и природы благодаря культуре как «второй природе человека», как фактору социального развития, ориентирующему личность на коэволюционное развитие со своей природной средой обитания, на проявление экологической культуры, гуманистического отношения к природе и каждому ее концепту.
С момента появления первых памятников культуры человечества и задолго до появления термина «экология культуры», предполагающего ряд составляющих, таких как «экология языка», «экология души» (103-108), содержательной доминантой ее явлений выступает гуманизм (лат. Humanus – человеческий, человечный) как признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений, обусловленный необходимостью бережного отношения и к самому человеку, и к окружающей природе, и, наконец, к создаваемой цивилизации (162, 106). Антигуманизм, также нашедший отражение уже в самых ранних образцах человеческой культуры, соответственно становился антипримером, во все времена порицаемым; что, в частности, нашло отражение в эсхатонических мифах, еще на заре существования человеческого общества повествовавших о возможном исчезновении сущего (в первую очередь, человека) по причине нарушения гармонии. В итоге, человек, как «онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая выходит за ее пределы» (Х. Ортега-и-Гассет), стал феноменом и природы, и культуры, общим концептом «экологии природы» и «экологии культуры», русского космизма, что нашло отражение во многих национальных и общечеловеческих явлениях, например, в творчестве И.А. Бунина, ставшем не только выражением подлинно авторского мировоззрения, мирочувствования, но и отражением национального гения, истоки которого – в растворении с природой, с землей и всеми ее воплощениями:
В глуши лесной, в глуши зеленой,
Всегда тенистой и сырой,
В крутом овраге под горой
Бьет из камней родник студеный:
Кипит, играет и спешит,
Крутясь хрустальными клубами,
И под ветвистыми дубами
Стеклом расплавленным бежит.
А небеса и лес нагорный
Глядят, задумавшись в тиши,
Как в светлой влаге голыши
Дрожат мозаикой узорной
(«Родник», 1990) (38, 1, 133).
Для русского писателя Ивана Бунина родники – знак не только биосферы, но и этносферы, ноосферы, феномен культуры народа, а значит – и творчества самого художника слова:
В лесу, в горе, родник, живой и звонкий,
Над родником старинный голубец
С лубочной почерневшею иконкой,
А в роднике березовый корец.
Я не люблю, о Русь, твоей несмелой,
Тысячелетней, рабской нищеты!
Но этот крест, но этот ковшик белый…
Смиренные, родимые черты!
(1905) (38, 1, 214).
В творчестве классиков искусства, в частности, литературы, в сущности – подвижников и экологии культуры, и экологии природы, природа становится не только фактором запечатления национальной, этнической оседлости, но и вечной онтологической темой, позволяющей обозначить биосферу как явление бытийное, как и нуждающееся в постоянном сохранении и защите со стороны другого концепта мира – Человека, с восторгом, по-бунински признающегося:
Ты раскрой мне, природа, объятья,
Чтоб я слился с красою твоей!
Ты, высокое небо, далекое,
Беспредельный простор голубой!
Ты, зеленое поле широкое!
Только к вам я стремлюся душой!
(1886) (38, 1, 53)…
или…
В вечерний час тепло во мраке леса,
И в теплых водах меркнет свет зари.
Пади во мрак зеленого навеса –
И, приютясь, замри.
А ранним утром, белым и росистым,
Взмахни крылом, среди листвы шурша,
И растворись, исчезни в небе чистом –
Вернись на родину, душа!
(«Ночлег») (38, 1, 332).
Характеристичным доказательством современной взаимообусловленности экологии культуры и экологии природы стало развернувшееся в рамках региональной Программы повышения качества жизни движение по изучению и сохранению родников как факторов улучшения не только экологической обстановки, но и духовного здоровья земляков (в частности, в Белгородском, Яковлевском районах), как новых образцов материальной культуры, уникальных образцов объединения биологического, природного (способного к самовосстановлению, самореставрации) и духовного, социокультурного (нуждающегося в постоянном, действенном сохранении и, одновременно, культивирующего особое, гуманистическое отношение и к человеку, и к природе, и к цивилизации), что позволяет обозначить цивилизационный приоритет такой системы, звенья которой взаимозависимы, как «человек - природа – культура».
Таким образом, резюмируя вышеизложенное, есть основания утверждать, что одной из составляющих экологии культуры, социокультурного ландшафта и региона, и государства является экология личности, проявляющаяся в:
- запечатлении феномена этнокультурной идентичности (в частности, благодаря языку (например, имени) как концепту формирования человека и мира, как концепту вневременного формирования системы истинных ценностей (в частности, патриотизма, мужества, гуманизма, соборности, милосердия, веры);
- выявлении этнозащитных функций культуры;
- репрезентации духовно-творческих традиций культуры;
- запечатлении состояний и явлений духовной жизни человека (находящих отражение в прапамяти, становящейся источником творчества, а значит – культуры, как и собственно экологии культуры). Поэтому экология культуры как базисная система культурно-антропологических ценностей, являясь одной из составляющих экологии личности, способствует формированию общечеловеческих, этнических, национальных и индивидуальных констант, востребованных в период перехода от естественнонаучной картины мира, деструктурированной в ситуации постмодернизма, к гуманистической картине мира, к ноосфере.
1.3.
Экологический гуманизм как основа экологии культуры
Разрастающийся глобальный кризис грозит гибелью не отдельным странам, народам и сословиям, как прежде, а всей земной цивилизации в целом именно потому, что он является не только социоприродным, но и духовно-ценностным. Он означает, как заметил Н.А. Бердяев, конец гуманизма и разложение самого человеческого образа. Трагизм ситуации заключается в том, что никакого экономического и геополитического могущества здесь недостаточно, ибо сами по себе они могут лишь усугубить положение. Все достижения цивилизации, ее материально-технический базис могут сыграть и духовно-созидающую роль, а не только разрушительную, но лишь в том случае, если послужат объединению экологии личности с экологией природы и экологией культуры в единой планетарной культуре человечества, - единственном средстве преодоления тотального отчуждения человека от собственной природы.
Современный техногенный мир и абсолютная зависимость человека от материальных результатов собственной деятельности породили множество локальных и глобальных проблем, угрожающих дальнейшему существованию и природы, и человека (личности), и цивилизации. Необратимые деградационные изменения, вызванные антропогенным воздействием на природную среду, ландшафт планеты, ее фауну и флору, нарушение биосферного равновесия - как, увы, вполне заслуженный итог «коэволюции человека и биосферы» (Н.Н. Моисеев) – ставят под сомнение существование не только культуры, но и самой личности, и сегодня не до конца осознавшей степень своего внедрения в мир природы, значение своей власти над ней. Однако и в кризисном состоянии система «человек – природа – общество» способна преодолеть весьма очевидную угрозу разрушения биогенетических факторов существования человека и природы благодаря культуре как «второй природе человека», как фактору социального развития, ориентирующему личность на коэволюционное развитие со своей природной средой обитания, на проявление экологической культуры, гуманистического отношения к природе и каждому ее концепту.
С момента появления первых памятников культуры человечества и задолго до появления термина «экология культуры», предполагающего ряд составляющих, таких как «экология языка», «экология души» (103-108), содержательной доминантой ее явлений выступает гуманизм (лат. Humanus – человеческий, человечный) как признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений, обусловленный необходимостью бережного отношения и к самому человеку, и к окружающей природе, и, наконец, к создаваемой цивилизации (162, 106). Антигуманизм, также нашедший отражение уже в самых ранних образцах человеческой культуры, соответственно становился антипримером, во все времена порицаемым; что, в частности, нашло отражение в эсхатонических мифах, еще на заре существования человеческого общества повествовавших о возможном исчезновении сущего (в первую очередь, человека) по причине нарушения гармонии. В итоге, человек, как «онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая выходит за ее пределы» (Х. Ортега-и-Гассет), стал феноменом и природы, и культуры, общим концептом «экологии природы» и «экологии культуры», русского космизма, что нашло отражение во многих национальных и общечеловеческих явлениях, например, в творчестве И.А. Бунина, ставшем не только выражением подлинно авторского мировоззрения, мирочувствования, но и отражением национального гения, истоки которого – в растворении с природой, с землей и всеми ее воплощениями:
В глуши лесной, в глуши зеленой,
Всегда тенистой и сырой,
В крутом овраге под горой
Бьет из камней родник студеный:
Кипит, играет и спешит,
Крутясь хрустальными клубами,
И под ветвистыми дубами
Стеклом расплавленным бежит.
А небеса и лес нагорный
Глядят, задумавшись в тиши,
Как в светлой влаге голыши
Дрожат мозаикой узорной
(«Родник», 1990) (38, 1, 133).
Для русского писателя Ивана Бунина родники – знак не только биосферы, но и этносферы, ноосферы, феномен культуры народа, а значит – и творчества самого художника слова:
В лесу, в горе, родник, живой и звонкий,
Над родником старинный голубец
С лубочной почерневшею иконкой,
А в роднике березовый корец.
Я не люблю, о Русь, твоей несмелой,
Тысячелетней, рабской нищеты!
Но этот крест, но этот ковшик белый…
Смиренные, родимые черты!
(1905) (38, 1, 214).
В творчестве классиков искусства, в частности, литературы, в сущности – подвижников и экологии культуры, и экологии природы, природа становится не только фактором запечатления национальной, этнической оседлости, но и вечной онтологической темой, позволяющей обозначить биосферу как явление бытийное, как и нуждающееся в постоянном сохранении и защите со стороны другого концепта мира – Человека, с восторгом, по-бунински признающегося:
Ты раскрой мне, природа, объятья,
Чтоб я слился с красою твоей!
Ты, высокое небо, далекое,
Беспредельный простор голубой!
Ты, зеленое поле широкое!
Только к вам я стремлюся душой!
(1886) (38, 1, 53)…
или…
В вечерний час тепло во мраке леса,
И в теплых водах меркнет свет зари.
Пади во мрак зеленого навеса –
И, приютясь, замри.
А ранним утром, белым и росистым,
Взмахни крылом, среди листвы шурша,
И растворись, исчезни в небе чистом –
Вернись на родину, душа!
(«Ночлег») (38, 1, 332).
Характеристичным доказательством современной взаимообусловленности экологии культуры и экологии природы стало развернувшееся в рамках региональной Программы повышения качества жизни движение по изучению и сохранению родников как факторов улучшения не только экологической обстановки, но и духовного здоровья земляков (в частности, в Белгородском, Яковлевском районах), как новых образцов материальной культуры, уникальных образцов объединения биологического, природного (способного к самовосстановлению, самореставрации) и духовного, социокультурного (нуждающегося в постоянном, действенном сохранении и, одновременно, культивирующего особое, гуманистическое отношение и к человеку, и к природе, и к цивилизации), что позволяет обозначить цивилизационный приоритет такой системы, звенья которой взаимозависимы, как «человек - природа – культура».